Сложностей много не нужно, чтобы стало далеко. Потому что виза. Имидж силовых структур. Медийный имидж. Война алфавитов. Память о вооруженном конфликте. Миротворческие силы, которые не уходят из Приднестровской Молдавской республики (ПМР) почти три десятка лет.

Комментарий Артураса к этому тексту выявил интересную закономерность в самом эпизоде из ПМР. Например, слово «шериф» звучит в нем 4 раза, в разных контекстах, автодорожном — Берта шепотом в маршрутке рассказывает про шерифа, выскакивающего из кустов собирать взятки, спортивном — молдавский футбольный клуб «Шериф» и спортивная арена «Шериф» в Тирасполе (погуглив, обнаружился и супермаркет «Шериф», и электростанция «Шериф»), и политическом:

«Приднестровье — это отделившийся непризнанный молдавский регион, в котором дислоцированы российские военные. На сегодня он контролируются группой олигархов, которые пришли из еще советского аппарата КГБ «Шериф». Эта группировка монополизировала регион — запустила там свою промышленность, открыла торговые центры, школы и управляет политикой непризнанной республики».

Итак, политический взрыв — и у места для всего остального мира словно не стало текущего личного времени, только застывшее общественное. Словно мы двигались, а они стояли. Словно не признан — не живешь. Словно, если тебя отделили от политического мира каким-нибудь из теперь известных геополитических способов, ты находишься дальше, чем есть. В результате, все свернулось в политическое состояние де-факто и нам словно ничего больше не нужно знать. Почему так случилось? Потому что не добраться до мыслей реальных людей, разворачивающихся во времени, которое значительно шире той полосы вдоль Днестра. У этих мыслей свои маршруты. А Берта Тилмантайте и Артурас Морозовас, основатели независимого мультимедийного агентства «NARA», привезли именно то текущее личное время людей. На самом деле, проложили маршрут.

Услышав интервью с братьями Антоном и Максимом Поляковыми, молодыми художниками из Тирасполя, отчетливо понимаешь, что живем мы с ними в одном времени, в одном регионе, переживаем схожие процессы — постсоветские, поколенческие, а также ситуации поиска идентичности, от индивидуальной до обобщенно архаичной. Таким образом, это интервью возвращает географические координаты на место в политически координированном мире. С точностью до подъезда в многоквартирном доме. Это и подробное звуковое путешествие: как, например, звучит пересечение границы или обмен евро на приднестровские рубли?

Максим и Антон говорят, подхватывая мысли друг друга, иногда даже хором:

«Из всех непризнанных республик, только у Приднестровья такая ситуация. Скажем, Абхазия и Осетия больше оторваны от мира, потому что они не находятся на границе между Востоком и Западом. У них есть этническая принадлежность. Они знают, что они абхазы и осетины. У них есть культурная преемственность, корни более глубокие, традиционность чувствуется. А приднестровцы в этом плане сравнимы больше с американцами. Потому что Америка — это гражданская нация. В первую очередь, это политическая нация. Политический конструктор».

«Иногда кажется, что весь мир вокруг движется и меняется, а тут или все медленно или вообще никак. Но это, скорее, потому что ты тут находишься. Пришел интернет и ты уже не чувствуешь изоляции, потому что у тебя есть окно в мир. Раньше больше чувствовалась эта изолированность. Если ты живешь в Приднестровье, ты обречен на какие-то вещи. Мы росли еще в том периоде, когда не было интернета, никто никуда особо не ездил. Поэтому ты узко видел свою реальность. Ты мыслил: закончу школу и поеду в Россию, буду там учиться дальше. Единственный путь, который ты наблюдаешь. А сейчас с интернетом молодежь понимает, что они в Европу могут ехать. И мир не зацикливается только на России».