Учитывая репрессии против свободы слова в Беларуси, авторы текста и фотографы решили не раскрывать своих имён.

Несколько недель назад я отправился в Беларусь, чтобы решить некоторые бытовые вопросы. Ещё мне удалось побыть со своей семьей и поговорить с минчанами о том, как они чувствуют себя спустя год после начала протестов. Пройдя литовско-белорусскую границу, я сразу столкнулся с грозными лицами белорусских пограничников, такими же, как и страна, в которую я приехал. После тщательной проверки моего паспорта, сотрудница пограничного пункта сняла трубку рабочего телефона и позвала своих коллег на помощь, при этом чуть отворачиваясь от меня, чтобы я не услышал, о чём она в ту самую трубку рапортует. Процедура мне уже знакома: меня ожидает тщательный досмотр личных вещей, общение с таможенником и лёгкое чувство паники в связи с маячащей перспективой продолжить поездку в Минск в компании белорусского КГБ.

Повышенное внимание к моей персоне связано с пометкой в моём паспорте об административном правонарушении. В момент, когда белорусский протест всё ещё был на улицах, мне посчастливилось быть задержанным, поэтому статья о «нарушении порядка организации или проведения массовых мероприятий» так сильно привлекает внимание белорусских пограничников.

Нудное ожидание растягивается на 40 минут. Ловлю на себе взгляды пограничников и в прямом смысле слова обливаюсь потом, в основном конечно из-за тридцатиградусной жары, но вместе с тем и из-за внутреннего беспокойства, уровень которого в тот момент поднялся до небывалых высот. Судорожно начинаю удалять все социальные сети и мессенджеры со своего телефона. Не потому, что там есть что-то запрещённое, а потому что сейчас в Беларуси запрещённым может стать всё, что угодно. После досмотра и короткой беседы с дружелюбно настроенным и порядочным таможенником волнение исчезает. Он поясняет мне причины только что произошедшего действа, желает удачи и уходит, а я возвращаюсь к автобусу, у которого меня ожидает компания курящих дальнобоев. Почему-то решаю извиниться перед ними за ожидание, один из них мне отвечает: «А за что? Мы-то люди подневольные».

Я приезжаю в Минск в период, когда белорусская оккупационная власть разворачивает против гражданского общества страны репрессии небывалого масштаба. Ощущение, что поток новостей о новых задержаниях журналистов, правозащитников и активистов не прекращается никогда. Находясь в такой атмосфере, начинаешь ощущать паранойю, постоянно думаешь о том, что говоришь, наблюдаешь за смотрящими на тебя людьми, начинаешь аккуратнее общаться по телефону, ну и конечно, каждый раз замираешь, когда видишь автозак, милицейский микроавтобус или даже машину дорожной милиции (ГАИ), коих в Минске всегда хватало, а сейчас их особенно много. Чувство страха помогает понять, в чём заключается психология репрессий: начинаешь думать, что ты следующий.

Последний год для Беларуси стал судьбоносным, статус «последней диктатуры в Европе» больше не выглядит таким непоколебимым. Теперь воля белорусского народа отражается в 400 тысячах людей на улицах Минска в августе 2020-ого г. Отражается в 645 официально признанных политических заключённых, 40 000 репрессированных по политическим мотивам людей, деливших друг с другом камеры переполненных белорусских ИВС (изоляторов временного содержание – прим. авт.). Отражается в более чем десятке погибших, при разных обстоятельствах, гражданах страны.

Летом 2021-ого г., спустя год после выборов, в Минске я разговариваю с жителями страны о том, как они себя сейчас чувствуют. Мои герои – это люди разных возрастов и профессий, живущие в государстве, со стороны напоминающем зону военных действий.

Встретившись с собеседниками, я почти всегда слышал один и тот же вопрос: «А меня не посадят после нашего разговора»? Во избежание этого имена героев публикации изменены.

«О свободе слова не может идти и речи, постоянно страшно сказать лишнее слово. Даже сейчас мы записываем это интервью и понимаем, что у нас могут быть проблемы, поэтому мы не раскрываем мою личность», – говорит мой собеседник Роман (имя изменено), программист из Минска.

Белорусское IT – движущая сила протеста

Рома – молодой парень, работающий в одной из самых перспективных, востребованных и устойчивых сфер деятельности в Беларуси. Сегодня здесь, в IT секторе, работает около 60 тысяч специалистов. Белорусская Кремниевая долина – Парк высоких технологий – насчитывает 1021 компанию. Некоторые мировые IT гиганты родом из Беларуси.

С Ромой мы обсуждаем, как так получилось, что данная сфера столь успешно развивалась параллельно белорусскому режиму и почему специалисты из этой области стали движущей силой белорусского протеста.

«IT сектор – это одна из немногих областей, которая никак не контролировалась властью. Так ей открылся путь к инновациям. Государство никакого участия в этом не принимало, поэтому так успешно IT сектор и развился. Поэтому мы имеем таких гигантов, как «WarGaming», EPAM, такие стартапы, как «Flo» и «Lyft».

У IT специалистов в Беларуси есть возможность путешествовать по миру – они работают на зарубежный рынок, поэтому заказчики проектов часто приглашают сотрудников к себе. Иногда именно так молодые белорусские специалисты впервые в жизни выезжают за границу, и понимают, что зарубежные страны для них намного более удобны и привлекательны, чем родная страна. Это заставляет задуматься о том, делает ли правительство страны, в которой IT сектор так успешно развивается, а уровень жизни вовсе не похож на европейский, достаточно для того, чтобы люди в Беларуси жили лучше.

С Ромой мы общаемся на летней террасе одного из минских баров. В наших бокалах литовское пиво «Vilkmergės», наш приятель напротив курит кальян и внимательно слушает, что мы обсуждаем. А обсудить помимо айти, нам есть что. Осенью 2020-ого г. Роман был задержан и отбыл 10 суток ареста в изоляторе временного содержания. Ему вменялась такая же административная статья, как и мне – 23.34, по которой регулярно судили сопротивляющихся режиму белорусов. Часто эта статья вменялась ни за что, например, за штаны с бело-красными лампасами или таких же цветов гирлянду на окне квартиры. По этой статье предусматривается наказание в виде ареста, чаще всего от 10 до 15 суток. или штрафа, размер которого может достигать почти 500 евро. Жители страны знают эти цифры наизусть и креативно их используют в знаменательные даты, например, в годовщину протеста 9 августа 2021 г. как знак солидарности и сопротивления в небе над Минском можно было наблюдать фейерверки, запущенные в воздух из разных точек города ровно в 23:34.

Рому задержали в день, когда в городе не проходили крупные акции протеста. В Минске в этот день был организован женский демарш – акция, во время которой девушки прогуливались по городу без национальной символики, не собирались в большие колонны, улыбались друг другу и раздавали прохожим цветы. Рома шёл на свидание со своей девушкой. Позже в протоколе он прочёл, что его задержали после того, как он «размахивал флагами, нецензурно выражался и своими действиями дискредитировал работу внутренних органов»

«Подъехало два буса, меня жёстко задержали. Пытался от них убегать, но мне поставили подножку, поэтому не вышло этого сделать, потом затолкали в бус», – вспоминает Роман. Во время задержания силовики избили Рому и стали угрожать. При этом парень вспоминает, что реагировал на всё спокойно и старался не воспринимать их угрозы всерьёз, так как понимал, что он никак не может изменить ситуацию, в которой он оказался.

«Говорили, что переломают пальцы, что раз мне мало, то ещё сильнее меня изобьют. Угрожали оторвать яйца и засунуть мне их в рот. В какой-то момент меня это даже улыбнуло, я подумал: «Да ладно, мужики, вы серьезно, что ли? О чём вы вообще разговариваете»? <...> А ещё в бусе меня заставляли сказать, что я люблю белорусское МВД и уважаю спецназ (войска специального назначения – прим. авт.). Перед этим они взяли меня за волосы, вытерли кровь с виска, предупредили, чтобы я не делал резких движений и начал извиняться. Всё это они снимали на камеру».

Белорусские программисты из людей привилегированных, имеющих налоговые льготы, после выборов превратились в главных оппонентов режима. Они активно участвовали в протестах и осуждали власть за насилие. С Ромой мы вспоминаем, что в наших тюремных камерах половину заключённых составляли именно IT специалисты.

Вспоминая об условиях содержания в печально известном ИВС на улице Окрестина в Минске, Роман говорит лишь о том, что по ночам было холодно. Через несколько суток Рому перевезли из Минска в изолятор в другом городе. Это делалось для того, чтобы освободить место на Окрестина, куда по воскресеньям привозили толпы протестующих. «Условия переезда были жёсткими. Представь себе стакан (узкая камера в автозаке – прим. авт.) два метра в длину и примерно полметра в ширину. В таком стакане по три-четыре человека сидело. Так мы ехали около четырёх часов», – вспоминает Роман.

Сейчас Рома работает в IT компании, в которую недавно устроился. «Программисты в Беларуси себя чувствуют хорошо, потому что их зарплата привязана к валюте. Соответственно любые кризисы никогда не касались этой сферы. За последний год IT специалисты не пострадали, если исключить тот факт, что некоторые из них сидят в тюрьме», – рассказывает молодой человек.

Люди в Беларуси сегодня стали больше разговаривать об эмиграции. Раньше этот разговор вызывал споры, многие считали, что эмигрировать необязательно. Однако сейчас люди чаще всего соглашаются, что когда-то уехать из страны всё же придётся. Профессия Ромы позволяет ему поменять своё место жительства, но молодой человек считает, что в данный момент уезжать ещё рано, но трезво оценивает все риски и готов это уехать, когда появится необходимость. «Были новости о том, что все айтишники, условно, будут принадлежать государству и работать на него. Это выглядело как откровенная угроза. После такого можно было бы уехать, но когда нет никакой конкретики, думаешь: „Ну ладно, тогда ещё посижу. Но когда эта опасность приблизится, тогда я сразу собираю чемоданы и уезжаю“».

Выехать из Беларуси в Европу сегодня возможно только при наличии документа, позволяющего жить в стране Европейского Союза и при наличии рабочего контракта с зарубежной компанией. Осуществлять такой выезд на автобусе или автомобиле можно раз в 3 месяца, а воздушное пространство практически полностью закрыто. Можно легко добраться до России, Турции или Египта, но эта перспектива устраивает далеко не всех белорусов, среди которых и Рома. «Из-за практически полной блокады воздушного пространства Беларуси, а с наземными границами тоже проблемы, выходит, что люди полностью заблокированы в стране. Я очень люблю путешествовать и для меня всё это очень серьезная проблема», – говорит Рома.

Люди, уставшие от жизни в такой агрессивной среде, воспринимают жестокость и несправедливость по-разному: кто-то страдает от психологических трудностей, а кто-то вовсе перестаёт на это реагировать. В разговоре с Ромой я осознаю, что он скорее относится ко второй категории людей. Несмотря на окружающей его ужас, он привык с этим справляться по-своему, а может и просто устал справляться: «С одной стороны комфортно, с другой – присутствует страх, и с третьей стороны, кажется, что ничего не происходит. Чувствуешь себя, как в Советском Союзе, и понимаешь, что вообще ничего не можешь сделать. Весь этот маразм с тем, как людей арестовывают за бело-красно-белые носки или коробку телевизора, я в расчёт даже не беру, потому что это происходит настолько часто, что у меня уже нет сил на это как-то реагировать. Весь свой эмоциональный потенциал я потратил на то, что переживал за других людей, которые боролись за нашу страну и за это поплатились. Переживал за близких, которые пострадали, за коллег, на которых заводили уголовные дела ни за что».

Мы заканчиваем наш разговор поздним вечером. Уютная летняя терраса бара совсем опустела, вокруг нас кружит официантка, как бы намекая на то, что мы её задерживаем. Обсуждать политику в одном из минских баров немного неспокойно, однако в тот вечер с нами на этой террасе было всего несколько компаний, да и Рома здесь частый посетитель. И это создаёт атмосферу безопасности, работники заведения общаются с нами, как с друзьями. Во время разговора я случайно подслушал, как сидящая напротив нас парочка, вспоминая марши, размышляет о том, какие ошибки были совершены в ходе протестов и почему революция всё ещё не оправдалась. Прогулявшись по ночному Минску, мы с Ромой прощаемся.

«Люди боятся потерять то, что у них есть»

Второй герой моего рассказа – молодой парень Саша (имя изменено). Мы познакомились с ним в минском РУВД (Районное управление внутренних дел или Отдел милиции – прим. авт.), в который мы попали после задержания на марше. Я обратил внимание на Сашу, когда мы несколько часов стояли лицом к стене. Услышав какой-то грохот, я повернул голову и увидел юношу, прячущего что-то в дыру в стене помещения, в котором мы находились. Позже я обнаружил там несколько бело-красных-белых свертков ткани и подумал о том, как профессионально ему удалось их спрятать, не побоявшись привлечь к себе внимание сотрудников, наблюдавших за нами.

Позже мы с Сашей оказались в одной камере. Первые дни в нашей восьмиместной камере нас было 24 человека, поэтому всем хотелось лишь одного: чтобы всё это как можно быстрее закончилось. Тогда мы все надеялись, что после суда, который должен был состояться спустя 72 часа с момента задержания, нас отпустят, выписав штраф. После окончания суда практически все в моей камере, за исключением Саши, получили по 10 суток. Ему, прямо в тюрьму прибывший судья, назначил наказание сутками меньше. Мы долго размышляли о том, что могло повлиять на такое решение судьи, но ответа найти так и не удалось. Мы думали, что это может быть связано с тем фактом, что Саша работает на одном из крупнейших заводов в стране. Помню, узнав, что Сашу выпускают раньше, мы заранее написали ему на листке бумаги телефонные номера своих родных, чтобы он сообщил нашим семьям, что у нас всё хорошо. 10 суток у нас не было никакой связи с нашими родными. Позже моя мама мне говорила, что звонок Саши её успокоил и обрадовал. Он рассказал ей, что нас никто не избивал и время в заточении мы провели спокойно. Мама до сих пор иногда меня спрашивает, как у Саши дела.

В момент ареста Саша работал на заводе по производству автомобильной техники. Сидя в тюрьме мы рассуждали о том, уволят ли его с работы. Парень был спокоен и казалось, что его вообще не волнует, что с ним будет дальше.

Рабочие в Беларуси – это люди, которые всегда воспринимались властью как «свои», как поистине лояльный электорат. Лукашенко и сам пришёл к власти, как простой парень «из народа». До первых президентских выборов в Беларуси, в 1994-ом г., Лукашенко был директором шкловского совхоза (государственное сельское хозяйство – прим. авт.) «Городец» (Лукашенко вырос на востоке Беларуси в Шкловском районе в деревне Александрия, которая находится рядом с Могилёвом) и возглавлял временную комиссию Верховного Совета по борьбе с коррупцией. Во власть он шёл как хранитель демократических ценностей и борец с коррупцией, которая в то время якобы процветала в органах государственного управления. Таким образом, будущему первому президенту независимой Беларуси удалось привлечь на свою сторону рабочих страны, сельское население, а также других белорусов, одобряющих его решительно звучащую политику. Эти люди и в будущем ещё долго будут относиться к президенту с уважением.

Несколько лет назад мне довелось общаться с человеком, который вёл первые и последние дебаты Лукашенко на телевидении (с 1994-ого Лукашенко игнорировал предвыборные дебаты, которые всегда проходили без его участия – якобы президент не привык отвечать на неудобные вопросы в прямом эфире). В этих дебатах оппонентом будущего президента был Вячеслав Кебич – кандидат, вместе с Лукашенко прошедший во второй тур президентских выборов. Журналист, который модерировал предвыборную дискуссию кандидатов, рассказывал, что мужчины – настоящие трудяги, с огромными, мозолистыми от работы руками, рыдали, когда слышали, как и что говорит будущий президент.

Ещё одним важным личным достижением власть считает стойкость в вопросе приватизации предприятий. Сегодня заводы в Беларуси принадлежат государству, которое часто заявляет о том, что, попав в руки частников, заводы не будут реформироваться и развиваться, как обещают предприниматели, а будут попросту разграблены. «Страшилки» такого рода обычно преподносятся в формате: «Мы построили, а кто-то придёт и нас этого лишит». Однако важно отметить, что современная белорусская промышленность досталась стране после распада Советского Союза. Многие заводы были построены десятки лет назад, поэтому нынешняя власть «своими руками» построить эти предприятия не могла.

После последних выборов преданность заводчан нынешней власти не казалась такой безоговорочной, как раньше. Это наглядно демонстрирует визит Лукашенко на Минский завод колёсных тягачей в августе 2020-ого г., где он планировал пообщаться с рабочими. Разговор в тот день не задался, гость спускался со сцены под крики заводчан «Уходи!» и казалось, был несколько удивлён такой встрече со «своим» электоратом. Примерно в то же время интернет облетели видео, на которых рабочие разных предприятий вставали при вопросе: «Кто голосовал за Тихановскую»? Эти кадры для современной Беларуси поистине что-то революционное, ведь на них опора режима – бюджетники, массово поднимают руки за Светлану Тихановскую, выступают против насилия и требуют отставки действующей власти.

В 2020-ом г. Саша сменил два завода. Вместе мы пытаемся понять, какой была атмосфера на предприятиях в то время и почему общенациональная белорусская забастовка не получилась. Мы встречаемся с моим героем ранним утром в одном из дворов жилого дома в Минске. Записываем интервью сидя на лавочке – не хотим привлекать лишнего внимания. Видя мимо проходящих людей, иногда перестаём разговаривать.

В мае 2020-ого г. Саша вернулся из армии и устроился на один из заводов по специальности автослесаря, полученной им в училище ещё до службы. Несмотря на то, что заводчане активно высказывались о насилии, внутри завода, по словам молодого человека, многие люди не были готовы открыто выступить за перемены. «Большинство высказывалось на курилках, но только меньшая часть выходила на забастовки. На курилках рабочие говорили о том, что в стране происходит какой-то ужас и надо с этим что-то делать. Все говорили: „Я выйду [бастовать]. Я выйду“, но потом, когда нужно было выходить, они так и не вышли».

Молодой человек рассказывает, что работать на завод он пришёл в июне, когда в стране уже шла подготовка к выборам. «Внутри коллектива все обсуждали, что скоро выборы, но особого интереса к политике у людей не было. Когда заводчане стали высказываться насчёт беспредела, творящегося в стране, это было лишь меньшинство. Когда 10-ого числа я вышел на улицу, из моих знакомых с завода никто ко мне не присоединился», – вспоминает Саша.

После выборов Саша стал одним из активистов на своём предприятии и вместе с другими рабочими пытался организовать забастовку. В то время белорусы возлагали на всеобщую забастовку рабочих большие надежды. Как только появились новости о том, что заводчане готовы бастовать, граждане страны стали приходить на проходные заводов. Таким образом люди хотели показать свою поддержку заводчанам и призвать их к стачке. Саша вспоминает, что поддержку народа заводчане ощущали, но внутри предприятия начальство запугивало рабочих увольнениями и расправлялось с активистами.

«Уволить по политическим причинам нас не могли, такой статьи [в трудовом кодексе] просто нет. Активных, таких как мы, начали лишать премий. Организовывали всё так, чтобы люди сами увольнялись. Некоторым было страшно из-за этого давления, но не всем. Например, со мной вышел бастовать мужчина, который был должен заводу 3500 рублей (1176 евро) в качестве платы за обучение. Столько завод потратил на повышение его квалификации. Условия такие, что он должен проработать на заводе ещё пять лет, а если его уволят – он должен выплатить эту сумму. Несмотря на это, он вышел на забастовку», – рассказывает Саша.

По словам Саши, причины для забастовки у каждого были похожими. Во-первых, насилие, потрясшее страну 9-12 августа, 2020-ого г. Во-вторых, фальсификация выборов: Саша вспоминает, что в его цеху за Лукашенко голосовало 3-4 человека, и это руководящий состав, а цех состоит примерно из тысячи человек. Поэтому всем было очевидно, что у них украли голоса. В-третьих, из-за экономических причин: Саша утверждает, что перед службой в армии его зарплата на заводе составляла 1000 рублей (336 евро), а спустя год, когда он вернулся на работу, получал уже 700 рублей (235 евро). Снижение зарплат может быть связано с тем, что завод, на котором Саша работал, считается одним из самых убыточных государственных предприятий в Беларуси. На экономический спад повлияла и пандемия, затронувшая всю мировую экономику, а белорусская промышленность, в свою очередь, крайне зависима от экспорта продукции за рубеж. «Лукашенко вечно что-то обещает, но за 27 лет ничего не выполнил», – говорит Саша.

Осенью, когда мы только познакомились, Саша говорил, что не верит в заводчан, ему казалось, что заводы не восстанут против режима. Однако я в тот момент был уверен в обратном. Мне казалось, что забастовка произойдёт и это станет решающим событием белорусской революции. Оглядываясь назад сейчас, возникает осознание того, что Саша знал, о чём говорил.

«К тому моменту я уже видел, что большинство активистов уволены, а те противники власти, что остались, просто там работают и ждут, пока кто-то другой начнёт бороться за них. Меня один мужик на заводе просто поразил. Однажды у нас с ним зашёл разговор, и он говорит мне: „Зачем вы выходите? Мы же не получим зарплату, нам будет от этого только хуже“. Я его спросил: „А ты за похлёбку готов работать»?“ Он ответил: „Да, буду, если так будет надо“. Люди боятся потерять то, что у них есть».

Многие в Беларуси говорят, что заводы в том виде, в котором они есть сейчас, содержать на деньги налогоплательщиков нерационально. В основном это убыточные предприятия, которые нуждаются либо в реформах, либо в закрытии. Однако для власти, в руках которой находится вся белорусская промышленность, такие предприятия – это один из основных источников дохода. Создав нищенские условия существования, государство исключает вероятность политической активности внутри рабочего класса. В таком положении человек будет озадачен вопросами выживания и удовлетворения базовых потребностей, у него не остаётся времени на то, чтобы думать о переменах. Естественно, возникает страх потерять работу и тот минимальный доход, который есть сейчас.

Встречаясь с Сашей сегодня, я понимаю, что он не боится и сейчас. На его руке я вижу бело-красно-белую ленточку, на груди – белую сумку с красной полосой и белорусским орнаментом. Это происходит в то время, когда буквально каждый день в стране задерживают десятки людей, а на улицах города легко можно наткнуться на сотрудников внутренних дел, для которых одна эта сумка могла бы стать причиной для задержания. Такая смелость меня скорее пугает, чем радует. Говорю Саше, что сейчас ходить в таком виде опасно. «Я ношу символику, потому что людям нужна надежда, что кто-то всё ещё верит. Конечно, мне страшно, но а что сделать? Если все сразу замолчат, то какой тогда смысл во всех этих жертвах?» – задаётся вопросом Саша.

Саша признаётся, что сегодня в Беларуси он не чувствует себя в безопасности. Сейчас всё чаще появляются новости о том, что внимание правоохранительных органов снова приковано к активистам и задержанным во время протестов людям. Такие граждане могут быть вызваны в отдел милиции для профилактических бесед, сотрудники внутренних дел могут сами прийти к ним домой, а иногда в отношении критиков режима заводятся уголовные дела. Всё это делается для того, чтобы запугать нелояльных режиму белорусов. Cаша считает, что прийти могут и к нему.

«Если что-то случится, буду убегать через лес. В декабре 2020-ого г. я думал об отъезде. У меня есть виза, но нет сбережений. Не могу до конца понять, что меня остановило, но кажется, если все уедут, то кто тогда тут останется? Мне хочется быть на месте, чтобы пробовать как-то повлиять на ситуацию», – говорит он.

«Основной» электорат действующей власти

Наряду с рабочими опорой режима в Беларуси принято считать пенсионеров. Государственная пропаганда и Лукашенко всегда проявляли особый трепет к этой категории людей, так и называя их – «наша опора». Как и в любой постсоветской Республике о пожилых людях сформировалось мнение, что они последние, кто нуждается в переменах и новой политической системе.

Однако осенью 2020-ого г. по понедельникам на улицах Минска проходили марши пенсионеров, в некоторых из которых участие принимали тысячи людей. Они выступали с теми же требованиями к действующей власти, с какими выступали и другие противостоящие режиму белорусы: остановить насилие и сменить руководство страны. Кто-то из пожилых людей менял свои убеждения с течением времени, а кто-то никогда этот режим и не поддерживал. Именно таким человек является 80-ти летняя Мария (имя изменено) из Минска.

В нашем разговоре с Марией она никогда не называет Лукашенко по имени, говорит о нём только в третьем лице. Называть президента так – это частая практика в Беларуси, а если случайно назвать его «президентом», то можно услышать что-то вроде «Не называй его так!»

Мария вместе со своим мужем приехала в Беларусь из Украины, где они заканчивали институт. Однако родом она из средней Азии. Попав в Минск по направлению на работу, Мария здесь обосновалась и прожила большую часть своей жизни. Вспоминая Минск во времена своей юности, женщина описывает город и страну как прекрасное место: «В то время, зайдя в любой чахлый магазин в Минске, можно было найти пять видов сухой колбасы, чего не было в Киеве. Тогда Машеров (первый секретарь ЦК компартии Белорусской ССР – прим. авт.) всё делал прекрасно. Как-то раз мой муж пошёл в ГУМ (Государственный универсальный магазин – прим. авт.) примерить костюм. Заходит, а там Машеров стоит, тоже меряет одежду. Можешь себе вообще такое представить? В общем тут в Минске был как будто коммунистический рай».

Нельзя сказать, что сегодня в Беларуси наблюдается дефицит в продуктах питания или других необходимых для жизни вещах. Однако экономическая ситуация в стране при действующей власти никогда не была стабильной. Мировые экономические санкции в отношении режима в 2020 и 2021 гг. применяются не впервые. Однако руководство страны предпочитает врать о стабильном росте экономики, повышении зарплат и пенсий.

Сегодня белорусскую экономику нельзя назвать растущей. Опираясь на открытые данные Министерства финансов Беларуси, в 2021-ом г. внешний долг государства достиг рекордных 18,1 миллиардов долларов США, что намного больше, если сравнивать показатели за 2019-ый г. (16,5 миллиардов). Беларусь также переживает резкое сокращение золотовалютных резервов и увеличивающийся дефицит бюджета. Проблемы в экономике усугубляет пандемия и непрекращающийся политический кризис.

Лукашенко постоянно обещает гражданам среднемесячную зарплату в 500 долларов США, однако каждый год приходится слушать лишь: «Нам практически удалось к этому приблизиться». Выражение «по пятьсот» в Беларуси превратилось скорее в местную шутку, чем реальную среднюю зарплату. Что касается пенсий, то они периодически увеличиваются, но в реалиях нестабильной экономики и постоянного роста цен эти надбавки мало кто ощущает. Пенсия Марии считается высокой, так как она всю жизнь проработала инженером и поздно вышла на пенсию, всего несколько лет назад. Женщина говорит, что получает 760 рублей (примерно 260 евро), а средняя пенсия в Беларуси составляет 170 евро.

«Мне кажется, в Беларуси сейчас всем сложно. Какое там, может хватить пенсии на жизнь? Если иметь богатырское здоровье и ни копейки не тратить на лекарства, то может и можно прожить. Нужно учитывать бесконечную инфляцию, о которой, естественно, ничего не говорят, но она существует», – рассказывает Мария.

Люди за пределами, а иногда и внутри Беларуси, периодически повторяют, что в этой стране чисто, есть порядок и стабильность. Власть, в свою очередь, приписывает себе все достижения в области развития государства, мол, «Мы построили!» Мария признаётся, что никогда так не считала и уверена, что так думающие люди ошибаются: «Беларусь была чистой всегда. Причём это преподносится в таком виде, будто он сам тут лично веником метёт и это его заслуга. В Минске столько хороших мест, и когда я еду по городу, вижу что-то красивое, у меня сразу возникает мысль: „Почему он теперь при каждой возможности стучит себе в грудь и кричит, что всё вокруг благодаря ему?“».

Политические взгляды Марии формировались на протяжении всей её жизни. Она вспоминает, что в юности искренне верила в Советский Союз, была убежденной коммунисткой. Женщина считала, что ей повезло родиться в таком справедливом государстве, однако с наступление перестройки (перестройка – название реформ, инициированных Михаилом Горбачёвым, в то время первым секретарём коммунистической партии СССР, начавшихся в 1985-ом г.) появилась возможность изучить историю страны под другим углом.

«Когда появился доступ к информации, я поняла, какой ценой мы построили это государство. Об этом стали писать. Понемногу стали рассказывать о том, что вообще здесь происходило, и я была поражена. Не могла поверить в то, что у нас творилось. Когда информации стало больше, мне стало интересно, в чём суть демократической системы управления, и мне она очень даже приглянулась, я считала, что это порядочная система», – вспоминает Мария.

С момента появления Лукашенко в политической жизни Беларуси, Мария поняла, что этот человек не приведёт страну ни к чему хорошему. Она считала его хамом и не понимала, как можно было выбрать такого президента, когда вокруг огромное количество талантливых и умных людей. В связи с этим Мария стала высказать свою позицию, выходя на демонстрации, проходившие в Минске в середине и второй половине 1990-ых гг. В 1995-ом г. в Беларуси состоялся инициированный Лукашенко референдум, в результате которого была изменена национальная символика страны (бело-красно-белый флаг был изменён на нынешний официальный флаг Беларуси, а герб «Погоня» – на современный, напоминающий о советском прошлом, герб), русскому языку был присвоен статус государственного, а президент получил право распускать парламент.

После референдума лидеры белорусской оппозиции попытались устроить голодовку в здании Верховного Совета страны, однако сотрудники ОМОН их избили и выгнали оттуда. Данные события стали началом противостояния членов правительства и президента, но протесты, которые белорусская оппозиция назвала «Минской весной», начались в преддверии подписания первых интеграционных договоров между Беларусью и Россией в марте 1996-ого г., так как депутаты Верховного Совета и население страны до последнего момента не знали об условиях этих договорённостей. Протесты продлились до апреля 1997-ого г., некоторые акции насчитывали от 30 до 60 тысяч участников. После протестов последняя версия интеграционного договора была скорректирована в целях сохранение внешних признаков суверенитета Беларуси, однако явных политический изменений в стране так и не произошло.

«Собирались все у Академии [Наук], тогда не было такого количества автозаков. Там постоянно были такие фигуры, за которыми охотились, но, чтобы хватали всех подряд, такого не было. Потом стали запрещать в центре собираться, [разрешали] только на Бангалор (площадь Бангалор, названа в честь города в Индии, являющегося городом-побратимом Минска – прим. авт.), но я всё равно ходила. Они выключали тогда радиофикацию, чтобы ничего не было слышно. Однажды мы шли с площади Бангалор и ощущение было, как на войне: стояли бронетранспортёры в военном камуфляже, закиданные ветками. Но тем не менее, никого не хватали. Они старались тогда сделать так, чтобы общественный транспорт не останавливался на остановках, чтобы усложнить людям передвижение по городу», – вспоминает Мария.

В 1996-ом г. Лукашенко инициировал второй референдум для внесения поправок в Конституцию, направленных на расширение президентских полномочий – назначать министров без одобрения парламента и наивысшей юридической силой наделить президентские декреты и указы. В то время один из главных критиков Лукашенко, основатель Белорусского народного фронта (белорусская политическая партия созданная в 1993 г. – прим. авт.) Зенон Позняк вместе с другими депутатами парламента инициировал импичмент Лукашенко, который вспоминает и Мария:

«Помню, что всю ночь не спала, ждала результата. Тогда эта банда из России приехала: Черномырдин (в то время премьер-министр Российской федерации – прим. авт.), Строев (в то время председатель Совета Федерации Российской Федерации, один из главных членов правительства – прим. авт.) и Селезнёв (в то время председатель Государственной Думы Российской Федерации – прим. авт.). И если бы не они, то импичмент бы состоялся. После неудачи я неделю не могла прийти в себя. Иду по улице и плачу. У меня было такое ощущение тогда, что у нас ещё была возможность вскочить в поезд, идущий в нормальном направлении, но мы её упустили. Тогда я поняла, что такие ошибки просто так не исправляются, что их можно вообще никогда не исправить. Но я не могла вообразить, что всё будет так страшно, как сегодня».

После провалившегося импичмента Лукашенко продлил себе срок правления до 5 лет. В 1999-ом г. без вести пропали и предположительно были убиты главные оппоненты диктатора: бывший министр внутренних дел Беларуси Юрий Захаренко, бывший глава Центральной избирательной комиссии Виктор Гончар и бизнесмен Дмитрий Красовский, а в 2000-ом г. оператор и журналист Дмитрий Завадский.

«Когда начались похищения и убийства, в конце 1990-ых гг., я не понимала, почему мир сразу не принял каких-то мер. Беларусь могла быть настолько другой. Когда страна начала свой суверенный путь, у неё были одни из самых лучших условий из всех республик. Тут была промышленность, страна была развита экономически, никогда не было никаких религиозных или национальных противоречий. Ничего! Можно было развиться быстрее, чем другие страны восточной Европы. Но почему-то из-за одного человека у нас получилось то, что получилось», – размышляет Мария.

Политические убийства в Беларуси стали частью истории современного диктаторского режима. В последний год таких убийств и загадочных смертей стало ещё больше, так как сопротивление распространилось на все слои общества, да и власть сегодня выбирает намного более брутальные способы борьбы со своими оппонентами. По словам Марии, она всю жизнь ждала момента, когда белорусы восстанут против диктатуры. В силу возраста женщина не принимала участия в маршах, однако активно следила за происходящим с помощью своего планшета: «Раньше я думала, что уже никогда не увижу и не дождусь перемен, но я их увидела. Когда в прошлом году это случилось, я летала от радости. В те дни я не вылезала из Telegram-канала NEXTA. За маршами я следила в прямом эфире. В один из дней моя дочка, принимавшая участие почти во всех маршах, попросила меня быть их кукловодом».

Кукловодами Лукашенко называет людей, якобы координирующих и финансирующих протесты, находясь за границей. Этот термин он использовал, говоря о лидерах белорусской оппозиции в Литве и Польше, а в начале выборов даже России. Люди в Беларуси, шутя, используют это слово в отношении тех, кто, как и Мария, в протестах не участвуют, однако помогают участникам понять, что происходит в городе, или помогают сопротивлению иными способами. «Тогда интернет выключали, и дочери было сложно понять, куда идти, где находится колонна. Она периодически мне звонила, и я ей рассказывала, что происходит в городе», – вспоминает Мария.

Мария признаётся, что во время протестов она переживала за свою семью. Когда уровень репрессий рос, она отговаривала выходить на улицу свою внучку. Другой внук Марии был задержан на одном из маршей, и это её испугало, ведь неясно, что с человеком может произойти в тюрьме. Его могли избить, угрожать ему или вменить уголовную статью. Несмотря на это, Мария счастлива, что её близкие, наряду с другими белорусами, вели себя героически: «Я благодарна белорусскому народу, такого я не ожидала. При таком уровне жестокости и репрессий: несколько убитых, множество людей сидит [в тюрьмах], так много жутких пыток, белорусы смогли столько всего сделать. Я точно считаю, что это было не напрасно», – говорит женщина.

В ходе этой беседы я убеждаюсь насколько важно, что наряду с пожилыми людьми, поддерживающими нынешнюю белорусскую власть, подверженными пропаганде и не готовыми к переменам, в Беларуси есть и те, кто ждал перемен с самого начала. Тогда и «опора», в которой власть не сомневается, перестаёт выглядеть такой твёрдой.

Белорусская предприимчивость в условиях растущего экономического кризиса

Жарким солнечным днём, сидя в парке, напротив Стелы – обелиска «Минск – город-герой» – мы общаемся с молодым предпринимателем из Минска Иваном (имя изменено). Молодой человек работает в строительном бизнесе. Различные, иногда «запретные» темы, мы с Иваном обсуждаем в месте, где практически ровно год назад сотни тысяч свободных белорусов выразили свой протест по отношению к действующему режиму. Помню, когда мои родные отправляли мне фотографии с марша возле Стелы, я подумал, что такой красивый Минск я вижу впервые. Видел я его тогда в экране телефона, но это не мешало мне почувствовать дух свободы, наблюдая бело-красно-белый оттенок нашего родного с Ваней города.

Бизнес в Беларуси, как и почти любая сфера деятельности человека, так или иначе связан с государством. Буквально пару недель назад Лукашенко в очередной раз приказал своему правительству «навести порядок в деятельности индивидуальных предпринимателей и самозанятых». Отсутствие порядка в этой сфере, по мнению президента, обосновано сокрытием налогов и слишком большим количеством самозанятых, мол, скоро предпринимателей будет больше, чем в стране живёт человек. Вообще «наведение порядка» – это та область, в которой Лукашенко преуспел. Навести его помогают решётки на окнах тюремных камер и туго затянутые наручники на запястьях неугодных.

Государство утверждает, что создало условия, в которых предприниматели себя ощущают комфортно, у них есть возможность жить и хорошо зарабатывать. Ведь в этой стране всё своими руками создаёт государство, а не талантливые, инициативные и успешные белорусы. Мой герой Иван считает, что бизнесмены в Беларуси обременены бюрократическими ограничениями. «В Беларуси и до политического кризиса обстановка для бизнеса была, мягко говоря, не очень. Начать заниматься индивидуальным предпринимательством для меня было настоящим испытанием. Никакой поддержки со стороны государства никогда не было».

Важно отметить, что по-настоящему крупным бизнесом в стране могут заниматься лишь те, у кого есть на это разрешение. Обычно это люди, приближенные к руководству страны, их часто называют «кошельками Лукашенко», так как они верны режиму и часть их доходов идёт на обогащение и удержание власти президента. Один из таких – это Алексей Олексин, монополизировавший табачный сектор Беларуси. Евросоюз уже ввёл санкции против него.

В стране Олексину принадлежат, так называемые, табакерки – киоски по продаже табачных изделий. На некоторых из которых всё ещё можно увидеть надписи «3%», «Трибунал» или «Жыве Беларусь», появившиеся там в ещё в начале протестов (3% появились в социальных сетях, как шутка, якобы эта цифра демонстрирует настоящий рейтинг Лукашенко. Слово «Трибунал» указывает на военный трибунал, ожидающий Лукашенко). Сейчас большинство таких посланий уже закрашены. Протестующие выбрали именно табакерки для своего искусства, так как бизнес Олексина ассоциируется с Лукашенко и его режимом, при этом часть его деятельности связана с контрабандой сигарет в Европу, об арестах огромных партий которой в последние месяцы сообщают пограничники Литвы, Польши и Латвии.

Николай Воробей – ещё один «кошелёк», занимающийся нефтепереработкой. Его компании тоже находятся под санкциями Евросоюза с пометкой «извлекающие выгоды от режима Лукашенко».

Самым крупным придворным бизнесменом в Беларуси принято считать Юрия Чижа, который сейчас находится под арестом. Многие годы этот человек вёл дела с Лукашенко, ему был дан карт-бланш на обогащение. Бизнесмен управлял оказавшимся сегодня на грани банкротства концерном «Трайпл». Деятельность Чижа была связана с нефтепереработкой, гостиничным бизнесом, производством и распространением алкогольных, а также безалкогольных напитков, строительной сферой. Предприниматель построил в центре Минска элитный жилой дом, который в народе называют «дом Чижа». Также ему принадлежали супермаркеты «Prostore» и несколько торговых центров, которые в 2016 г., после первого задержание бизнесмена, выкупили несколько белорусских банков.

По официальной версии, Чиж был задержан за уклонение от уплаты налогов и денежные переводы за границу через искусственно созданные компании. Тогда предприниматель признал свою вину и компенсировал причинённый государству ущерб. Во второй раз Чижа задержали в марте 2021-го г., так как он якобы всё ещё остался должен государству и своим бизнес-партнёрам.

«Ты же сам видишь, в Беларуси чувствуешь себя никому не нужным, твой вклад в общество не интересен государству. Если хочешь быть по-настоящему успешным, ты обязан приходить к одному человеку на ковёр и кланяться. А в остальном тобой могут в один миг пожертвовать и никого не будет волновать твоя судьба», – говорит Ваня.

Мир с каждым днём усиливает экономическое давление на режим, однако экономические санкции ударяют и по простым гражданам. Сегодня это происходит и в Беларуси: уровень жизни падает, цены растут, а режим усиливает репрессии. Предприниматель Иван считает, что в будущем экономическая ситуация будет только ухудшаться и коснётся лично его, но несмотря на это, выступает за санкции: «Когда было голосование за отключение Беларуси от SWIFT системы, я поддерживал эту инициативу» (SWIFT – это международная банковская система, предназначенная для денежных переводов и передачи информации). За отключение Беларуси от системы выступают лидеры оппозиции и некоторые литовские политики, так как ограничение денежных переводов за границу могло бы стать одним из самых действенных способов давления на режим – это бы полностью остановило международную торговлю страны. В данный момент Беларусь от системы SWIFT всё ещё не отключена.

«На все такие инициативы соглашаешься, не думая, даже несмотря на то, что понимаешь, что это может сильно изменить твою жизнь, уровень доходов, комфорта и так далее», – говорит Иван.

Как и многие в Беларуси, Ваня долгие годы не обращал внимания на политику. Государству всегда это было удобно, ведь проще удерживать власть, когда население убеждено в том, что оно никак не может повлиять на процессы. Граждане страны выбирали не ходить на выборы, так как их исход изначально всем известен. Однако 2020–ый г. многим открыл глаза на происходящее.

«Меня в какой-то момент стали удивлять люди, которые не понимают, что происходит в стране. Я мог в инстаграме поделиться каким-то видео из города, например, когда выстраивались очереди, чтобы поставить подписи за кандидатов, и люди мне писали: „Что там в городе за движуха?“ Я сразу думал: „Ну ничего себе. Как так вообще? Это же твоя страна. Как ты можешь этим не интересоваться?“ Всегда очень удобно сказать: „Я аполитичен“, но это полный бред», – уверен Иван.

В ходе разговора Ваня несколько раз останавливался и говорил, что ему страшно со мной общаться. Мы сидим в парке, напротив нас компания выпивших ребят, рядом периодически прогуливаются люди. Тепло, лето, живой и красивый Минск, но мы понимаем, что некая опасность в нашем интервью присутствует.

«Вот сейчас здесь тебе слово одно сказал и уже спокойно могу уехать за решётку. Просто за то, что я высказал свою точку зрения. Я же ничего плохого не сказал, но если это не понравится ребятам из политики или ребятам из силовых структур, мне просто скажут: „Поехали с нами, надо поговорить“», – говорит Иван.

В разговоре с моей предыдущей собеседницей Марией мы обсуждали, что ей стыдно, когда Беларусью управляет такой президент. Она не единственная, кто так себя чувствует. Иван признаётся, что чувство стыда не покидает и его: «Надоел один и тот же человек во власти, который ходит по хозяйствам и отчитывает людей за грязную корову. Неужели вот этим должен заниматься президент? Получается, что мы создаём о белорусах неправильное представление – мол бульбаши (на постсоветском пространстве белорусов часто называют бульбашами. Это слово происходит от белорусского «бульба» – картошка. Определение стало стереотипом, так как Лукашенко постоянно говорит о сельском хозяйстве как о национальной особенности белорусов. Многих в Беларуси злит данное выражение. – прим. авт.), колхозы, коровы и так далее. Хотя у белорусов есть намного больше интересных заслуг», – делится Иван.

Как и любому предпринимателю, Ивану важно понимать, что обстановка способствует развитию его бизнеса, чтобы он мог спокойно зарабатывать. В разговоре мы касаемся темы усталости, которую в последнее время в Минске стали обсуждать чаще. Люди не уверены, что они в состоянии справиться со всеми возникающими проблемами. Общаясь с белорусами, я порой слышал от них: «Всё это [протесты] было зря, ситуация только ухудшается». Иван так не думает: «Нужно продолжать и двигаться к победе, уже многое сделано. Но есть ощущение, что у нас всегда был какой-то кризис, мы к нему привыкли. Ситуация всегда ухудшалась, но это происходило медленно. После выборов и наступившей революции ситуация стала ухудшаться намного быстрее. Иногда я задумываюсь: „Блин, может лучше было бы, если бы всё так и продолжало маленькими шагами ухудшаться, а не так драматично и ощутимо“. Я понимаю, что итог всё равно был бы таким же, но иногда об этом думаю».

Первые дни в Минске для меня были достаточно странными, ведь я приехал в государство, в котором происходит столько несправедливости, что даже находясь за пределами страны, невольно начинаешь испытывать тревогу. Кажется, что жить в такой стране ещё сложнее, однако по приезду ты наблюдаешь всё те же улыбки, праздники, вечеринки – всю ту же жизнь, что и раньше. Иван говорит, что, читая новости, он понимает, что вокруг происходят ненормальные вещи: задерживают журналистов, правозащитников и простых граждан, оппонентам режима выносят жестокие приговоры, но жизнь продолжает идти своим чередом. Наблюдая за этим, убеждаюсь, что человек привыкает ко всему.

Учиться жить в хаосе

Последний герой моего рассказа – это учительница Ирина (имя изменено). Она 26 лет проработала в одной из минских школ и около года назад решила уволиться. С Ириной мы общаемся на девятом этаже хрущёвки (панельные многоквартирные дома, массовое строительство которых, в Советском Союзе, началось во времена правление Никиты Хрущёва – первого генерального секретаря коммунистической партии СССР), на балконе её квартиры, с которого нам открывается вид на спальный микрорайон Минска.

Система образования в Беларуси, как и в случае с заводами, полностью зависит от государства. В школах активно внедрены элементы идеологического воспитания детей – в учебных классах вывешивается портрет руководителя страны, школьников принуждают вступать в БРСМ (Белорусский республиканский союз молодёжи – государственная патриотическая организация, напоминающая советских пионеров). Ученикам часто рассказывают, что членам БРСМ легче поступить в университеты, однако на деле это идеологический инструмент власти. Состоящих в БРСМ учеников могут обязать участвовать в государственных праздниках или других провластных мероприятиях. Как и в Литве, школы являются избирательными участками во время президентских выборов. Учителя вовлечены во многие политические процессы в стране, включая подсчёт голосов, агитацию за кандидатов, организацию выборов на своём участке, составление и обнародование протоколов с результатами выборов.

Ирина говорит со мной не только как учительница, но ещё и как гражданка, охваченной политическим кризисом страны, и мать, переживающая за безопасность и будущее своих детей. Женщина говорит, что, будучи человеком системы, она смогла оценить весь масштаб несправедливости, в которой белорусам сегодня приходится жить, лишь тогда, когда эта несправедливость коснулась лично её.

Ирина вспоминает, что первой серьёзной трудностью, с которой столкнулась она и другие учителя в Беларуси, стал COVID-19. По словам бывшей учительницы, система не была готова к такому вызову, в связи с чем проблемы пандемии легли на плечи учителей.

В Беларуси не было введено дистанционное обучение, однако многие родители не пускали своих детей в школы, и учителя должны были работать и с учениками, которые не посещали занятий, и с теми, кто находился в классах. Учителям было необходимо загружать учебные материалы в интернет и оценивать учащихся через «Viber», «Telegram» или «Skype». Экзамены проводились в школьных коридорах, чтобы была возможность сохранять дистанцию между учениками.

«Мы работали в классах, невзирая на то, что там сидело по три человека, а потом должны были прийти домой и подготовить материал, чтобы загрузить его в интернет. Мне за это не платили, но я всё равно должна была это делать», – говорит Ирина.

Всё это происходило из-за полного отрицания опасности пандемии со стороны власти. В то время Лукашенко предлагал населению защищаться от болезни с помощью водки, хоккея и бани. Однако население страны ощущало куда более явную опасность. Для многих безответственное отношение режима к здоровью своих граждан стало одним из первых сигналов к тому, что государству наплевать на собственных людей. Некоторые считают, что COVID-19 стал одним из первых выстрелов режима в собственную ногу, это подняло огромную волну возмущения. Люди стали помогать медикам, собирая деньги через разные фонды, собственными руками шили для них маски и другие средства защиты.

Ирина вспоминает, что сразу после хаоса, вызванного пандемией коронавируса и завершения учебного года, началась подготовка к президентским выборам. Сама Ирина в прошедших выборах участия не принимала, однако наблюдая за всем со стороны, осознала, что в этот раз всё намного сложнее, чем раньше: «Раньше все друг друга спрашивали: „Ну как?“ В прошлом году, когда по инерции кто-то задавал такой вопрос, получал ответ: „Извини, мы подписали документ, по которому не имеем права ничего обсуждать“. Это был первый момент, который всех смущал. Я абсолютно спокойно ушла в отпуск, абстрагировалась и ни в чём не участвовала. Естественно, вопросов ни одной своей подруге, находившейся в комиссии, я не задавала, потому что не хотелось ни себя подставлять, ни людям навредить». 

По словам Ирины, многие учителя состоят в общественном объединении «Белая Русь». Это провластная организация, в которую записывают сотрудников государственных учреждений. Ирина оказалась в этой организации много лет назад, однако её, как и многих учителей, не спрашивали, хотят ли они там находиться. Она вспоминает, что раньше учителям приходилось собирать подписи за Лукашенко. В этом году такой установки не было. Видимо, власть не хотела лишний раз раздражать население и планировала провести выборы «тихо», ведь раздражителей накануне дня голосования хватало.

Ирина рассказывает мне, что видела непривычно много людей, желающих проголосовать. В день выборов, вечером, вместе со своим мужем она выгуливала собаку и наблюдала, как толпы белорусов собираются у школ, чтобы узнать результаты.

После выборов учителя столкнулись с агрессией в свой адрес со стороны белорусского народа. Поводом для того стала очевидная фальсификация выборов. 9-го августа вечером стали появляться видео, на которых учителей под свист и негодование граждан, собравшихся у избирательных участков и желающих узнать результаты голосования, из школ выводят сотрудники ОМОН. К концу августа выпускники школ Минска и других городов стали приносить венки, медали и свои дипломы к зданиям учебных учреждений, таким образом осуждая учителей за участие в фальсификации выборов.

«В нашей школе всё было очень спокойно – никаких венков, медалей, однако в интернете ситуация нагнеталась. Я в тот момент ещё была в старом чате как родитель второго ребёнка, и там тоже всё это очень активно обсуждали. Показывали какие-то фото, какой учитель где живёт. Отправляли, выставленные рядом с мусорками, портреты учителей, работавших в комиссии», – вспоминает Ирина.

Ирина рассказывает, что предыдущий год в школе был для неё очень сложным, и уже тогда она начала задумываться об уходе с работы, которой посвятила большую часть своей жизни. Политическая обстановка лишь усугубила её моральное состояние, однако она всё равно решила продолжать работать.

После начала учебного года в некоторых школах ученики собирались в коридорах, холлах и пели песни, проявляли свою гражданскую позицию: «Те, кто помладше, ученики 7-8 классов, из-за угла кричали: „Жыве Беларусь!“ и убегали. На свои дневники дети приклеивали Погоню. Через несколько месяцев всё как-то исчезло, ученики сняли с рук белые браслеты. Видно потому, что начали всех хватать. Дети ведь всё слышат – родители рассказывали. Однако в школе никаких разговоров на эту тему не было. Никто не проводил этих разговоров и с родителями, потому что все боялись какой-то реакции». 

Ирина – мама двоих детей, и в ходе нашего разговора она несколько раз говорила о своих переживаниях за их безопасность. В разгар протестов она умоляла свою дочь оставаться дома и просила возвращаться из университета только на такси. Дочери моей героини удалось избежать проблем, однако её старшему сыну повезло меньше. Осенью 2020-ого г. Ирина, вместе со своим мужем помогли выбрать молодому человеку обручальное кольцо для его будущей жены. Они попрощались с сыном в городе, а вечером узнали, что он задержан. По словам Ирины, им с мужем пришлось объехать несколько отделов милиции, пока наконец удалось его найти.

«Готовьте, мамаша, носки и трусы, завтра [сын] поедет на Окрестина», – вспоминает Ирина слова сотрудника милиции.

Сына Ирины задержали несмотря на то, что он не участвовал в акции протеста, а просто шёл по городу. Позже события развивались по тому же сценарию, что и у десятков тысяч других белорусов в 2020-ом г. Семья наняла адвоката, однако Ирина вспоминает, что суд выглядел абсурдно, и она сразу поняла, что сына отправят на «сутки»: «Там был свидетель Иван Иванович Иванов. Когда я это услышала, у меня вырвался нервный смешок. В середине суда судья обратился к моему сыну: „Как вы, человек с высшим образованием и хорошей работой, могли себе такое позволить?“ Он ответил: „Могу я не отвечать на этот вопрос?“» 

Позже Ирина собирала своему сыну передачи в тюрьму, ей было тяжело принять то, что произошло. «Когда я разворачивала конфеты и вафли, у меня непроизвольно лились слёзы, потому что я не могла поверить, что мой воспитанный, хороший, образованный мальчик сидит в тюрьме, а я ему конфеты собираю. Психологически это было очень тяжело», – вспоминает женщина.

Ирина признаётся, что до задержания сына она считала, что люди преувеличивают, оценивая информацию о задержаниях, несправедливости и жестокости: «Когда я читала про эти суды и об этом заходили разговоры с моими знакомыми, я всё время говорила, что идёт информационная война. Казалось, что обстановка нагнетается, я верила, но не во всё, – ну так ведь не бывает! Ровно до тех пор, пока это не затронуло лично меня. Когда понимаешь, что твоего ребёнка просто так взяли, загрузили в бус, каждый ногой пнул просто за то, что он шёл по городу...»

В ходе разговора к нам присоединяется муж Ирины. Они вместе рассказывают мне о том, что не понимают, как будет выглядеть будущее их детей в Беларуси, переживают за последствия экономических санкций и размышляют о том, что сегодня в стране страшно встретиться взглядами с сотрудниками милиции или ОМОН. Супруг Ирины говорит, что он никогда не голосовал за действующего президента, а Ирина признаётся, что голосовала. Однако теперь она хочет двигаться в противоположном направлении и видеть свою страну другой.

Мы прощаемся, когда на улице уже темно. Я выхожу из этой квартиры с мыслью о том, что хоть и белорусская революция сегодня проходит не на улицах, а на балконах и кухнях хрущёвок, она всё ещё не закончилась.